Официальный сайт композитора Дмитрия Зайцева - Уроки музыкальной композиции

   Композитору, кроме таланта, надо иметь отменное здоровье. Долгое обучение в школе не способствует творчеству. Школа не может поддержать талант, потому что это – разные музыкальные конструкции. Отросток от сливы нельзя привить к урюку. Можно обижаться на сливу, а можно сетовать на урюк. Ничего не изменится. Люди в школе хорошие, слов нет. Специалисты – слабые. Раньше я мог переживать за эти милые глупости. Сейчас экономлю время, - надо что-то творить.

1. Быть свободным в деле.

   Пока большинство учащихся пытается учиться музыке, композитор уже пытается что-то творить. Здесь есть большая разница. Поэтому на композитора с раннего детства смотрят немного расширенными удивлёнными глазами. Я, например, в классе – на уроке сольфеджио не мог быть достаточно свободным для дела. Зато в других условиях, например, при сборе хлопка на поле я позволял себе некоторые рискованные штучки. В полевых условиях люди становятся демократами, и ничему не удивляются. Если кто-то вдруг залаял, точно собачка, всем ясно: мало витаминов в организме или излишки витаминов. То есть - нет баланса в системе. Или долго сидел на уроке сольфеджио. Вредно долго сидеть на уроке сольфеджио. А также вредно долго сидеть на уроке фортепиано и на уроке гармонии.

2. Внеземное тело в первом ряду.

   Когда я подрос немного в детском доме, то помню, что был как-то в летнем кинотеатре. А фильм на афише был то ли «Человек – амфибия», то ли «Тайна двух океанов». Короче – фантастика, это тоже хорошо помню. И вот сижу я в первом – бесплатном ряду вместе со своими товарищами. Мы никого не трогаем, не задеваем, и ждём хорошее бесплатное кино. И вдруг между мной и соседом врезается большое космическое тело с большим торсом. Затем этот торс удачно так, просто мастерски откинул нас в стороны. Тело не издало ни звука. То есть мы – мелюзга рваная не были достойны даже ругани или собачьего лая. Впрочем, возможно, что это тело было просто немым.
   Это - урок композиции. Если в нашу прекрасную музыку внезапно врезается какое-то тело с большим торсом, то здесь что-то лишнее. Либо музыка, либо торс.

3. Музыкальная Гурченко.

   Когда я впервые посмотрел фильм «Карнавальная ночь», мне было лет 14 – не больше. И мне срочно захотелось посмотреть фильм ещё раз. Я уговорил товарища отдать мне дополнительный билетик: «А ты с основным билетом всё равно пройдёшь». Мой товарищ пострадал, конечно, но не очень сильно. Обиды не было. Наверное, сработал гипноз. Думаю, все другие почитатели таланта Гурченко, вели себя в этой ситуации более разумно. Я же шёл напролом. Виновата Гурченко.

4. Новая эра.

   Раньше в Фергане на главной улице находилось старое здание, похожее на барак. Это был – кинотеатр «Новая эра». Внутри здание ещё больше напоминало барак. Это было во время моей учёбы в музыкальном училище.
   Когда в «Новой эре» я посмотрел кинооперу «Аида» в восьмой раз, то понял, - достаточно. За всех людей не ручаюсь, а я не просто слушал, но также учился урокам композиции.
   Всё начинается с детства и всё возвращается к детству. Ребёнок понимает многие языки мира, потому что сразу ловит суть. Молодой композитор в музыке мастера ловит суть. Если это не сделано, - слова бессильны, учитель бессилен. Всё бессильно.    Наше музыкальное училище называлось скромно – училище, хотя тоже размещалось в бараке.

5. Два разных мира.

   Хотите быть «круглым» отличником, - оставьте в покое иллюзии о музыкальной композиции. Хотите быть композитором, - получайте на здоровье свои двойки и тройки. По истории музыки, по физкультуре, по геометрии и тригонометрии. А также – по алгебре. Две удачи в деле не случаются.
   Я не мог эффектно учиться ни в училище, ни в консерватории уже только потому, что имел здравый смысл. Учить то, что Вам не нравится учить, значит, - насиловать себя. Мои оценки ничего на деле не отражали. Два разных мира: мой труд - и мои оценки. И к этому нет возможности привыкнуть ни сейчас, ни завтра, никогда. Точно так, как нет возможности привыкнуть к неспровоцированной грубости случайного прохожего.

6. Наблюдательность.

   Наблюдательность – первая черта в музыкальной композиции. В нашем детском доме постоянно работали плотники и столяры, потому что именно в нашем детском доме с деревянными конструкциями постоянно что-то случалось. Во время работы эти труженики – плотники и столяры - пели разные народные песни. Например, «Дубинушку» или «Ноченьку». Пели, наверное, и другие народные песни. Эти песни воспитали меня больше и лучше, чем все другие консерватории. Наверное, возрастное качество души ребёнка – слушать народные песни. Не исключено, что у бригады плотников и столяров было специальное задание от ЦРУ – сделать из меня музыканта. А то, что эта бригада творила в плотницком и столярном деле, было лишь хорошим прикрытием, внедрением в образ.
   Бригадиром этого сообщества был Фёдор Иванович. Фамилия Фёдора Ивановича, по понятным причинам, не афишировалась. Мне позволяли смотреть на дело: «Всё равно ничто не увидит». Иногда просили что-то подать: «Наверное, не уронит». Называли ласково – «Митей». Ласковое общение с объектом наблюдения – первое правило конспирации резидента. Но инструменты после работы специалисты аккуратно запирали в ящик. «С чего бы это?», - думал я.
   Композитором человек становится сам. Но в самом начале ребёнку нужна простая наблюдательность. Например, за тем, что запирают специалисты в ящик, только ли рубанок или фуганок? Если у ребёнка нет наблюдательности, то мечты о композиции лучше оставить в покое.

7. Там, где берегут слова.

   Частная музыкальная школа – полная вотчина учителя музыки. С хорошим питанием для детей и чистой постелью. Здесь обращение к учащемуся исключительно на «Вы». Не учёба, – одно удовольствие. Нет лишнего шума, никто не мажет руками. Вовремя завтрак, вовремя ужин, вовремя сон. Поклон до завтрака, поклон после завтрака. Я говорю, прелесть – не учёба. И полная свобода действий у учащегося. Можно утром встать, отыграть свои гаммы и получить свой завтрак. А можно утром с постели не вставать, не играть свои гаммы и не получить свой завтрак. Вечером всё точно так. Можно играть свои гаммы, а можно гаммы не играть.
   Частной школе я отдаю предпочтенье, потому что здесь берегут слова.

8. Об умном Штирлице и глупом Шелленберге.

   Через гаммы и упражнения, наверное, можно достичь беглой игры. Но музыка исчезнет, она пуглива. С. Рихтер это знал и Штирлиц это знал. Шелленберг учился в обычной школе. А когда Шелленберг и Штирлиц встретились на совместной работе, то Штирлиц в деле Шелленберга всё портил. А Шелленберг, наоборот, во всём доверял Штирлицу, потому что был от природы немного глуп. Гаммы и арпеджио закрепили это качество. Большим начальником в контрразведке Шелленберг стал случайно. Ему случайно доверяли, он случайно доверял. Только Штирлиц ничего не делал случайно. В школе он тоже учился играть на рояле, но никогда не пытался штурмовать технику в лоб.
   После школы Штирлица отправили работать разведчиком в другую страну. Там – в другой стране все говорили на его родном языке. И даже самый главный их начальник говорил по-русски, чтобы только уважить Штирлица. А с чего не раскрылся, «не сгорел» на работе Штирлиц, - так только оттого что дома секретно от всех играл на рояле. А разведчиком не трудно работать, если никто не знает главный твой секрет. И в школе, между прочим, не трудно работать, если никто не знает главный твой секрет. И в училище не трудно работать, и в консерватории не трудно работать. Нигде не трудно работать, если у человека есть нечто такое, что снаружи никому не видать.

9. Сказка о скромной внучке.

   Жила – была на свете Баба Яга, совсем необычная, совсем не из сказки, а как обыкновенная женщина. Она перемещалась в пространстве в самолёте и на теплоходе. А внучку свою учила летать на метле. То есть внучке говорила: метла - самое качественное и самое безотказное средство передвижения. Не нужно покупать билет, не нужно вообще стоять в очереди, не нужно ссориться со всем миром: «Вы не там стояли».
   Внучка слушала - слушала эти песни, пока была мала, а как только подросла, то сравнила слова и дела бабули. И поняла внучка: кто-то ей пудрит мозги. И стала говорить внучка своей бабуле: «Как тебе не совестно так поступать, а ещё старый, можно даже сказать, немного святой человек, потому что из сказки». И поняла тогда Баба Яга, что её время в истории совсем прошло, раз собственная внучка встала в принципиальную позу, и совсем не хочет прислушиваться к собственной бабушке. И пожаловалась тогда Баба Яга собственной дочке: «Кого ты воспитываешь в своей семье, и куда мир движется?». Дочка Бабы Яги, тоже в будущем такая же Баба Яга, говорит своей престарелой маме: «Это Ваши дела, маменька. Надо с пониманием относиться к молодому поколению. А будете вредничать, то все Ваши чары и колдовство исчезнут навсегда. И я ни чем не смогу Вам помочь, так и знайте, маменька!».
   После этого случая что-то в мире изменилось. Но по мелочи, правда. Туда миллиард, сюда миллиард. Там нет насоса, здесь два насоса. Говорят, внучка Бабы Яги теперь выросла, и сама стала мамой. Всё в её жизни сейчас устроено хорошо и ладненько. До сказки, правда, далеко. Но внучка с понятием, умная ведь. Можно и с дефицитом жить, если экономно расходовать добрый продукт.

10. Три песни.

   В школе я планировал научиться играть три песни. А дальше думал учиться музыке самостоятельно. На деле так и вышло. Официальной учёбе вечно что-то мешало. Это тоже хорошо помню. То шум со двора мешал, то грубость учителя в классе. То холодно, то жарко, то пока играть нельзя, то уже играть нельзя.
   А с консерваторией вообще вышла славная история. То есть для школы есть ребёнок и для училища есть подросток. А в консерваторию приходит переросток, не пригодный для обучения. У консерватории, де-факто, учащегося украли. Многие преподаватели консерватории ходят по коридору с обидой в душе. Потому что студентов много, учащихся нет.

11. Тихий ход – большие мысли.

   Смею напомнить читателю, что я учился композиции в необычной консерватории. Или мне так кажется, что я учился в другой – необычной консерватории. Точно помню: в обычной консерватории композиции я не учился. Но где-то я всё же учился композиции, раз что-то сочиняю. Значит, какая-то консерватория всё же была. Будем считать, что моя необычная консерватория была где-то высоко в альпийских горах, где воздух другой, общение людей совсем другое, где надо было много трудиться, но не нужно было никуда спешить. Впрочем, сейчас эту необычную консерваторию уже не найти. То ли её смыло паводком, то ли перевели в другое место. Искать мою консерваторию, наводить справки, практически, нет смысла: секрет хорошо охраняется. Человечество попробовало на мне обучать композиции в свободном режиме. Потом одумалось: старым рельсам негоже ржаветь.

12. «Буря мглою небо кроет».

   В детском доме, чем больше воспитателей, тем меньше романтики. В моё время романтики в детском доме было – навалом. Сильный ветер, шторм и снегопад всегда навевают романтику. У меня было длинное – длинное детство. То есть я сначала был обыкновенным мальчиком, далёким от музыкальной композиции. А романтики в детстве, действительно, было много. Например, крупный снегопад, и в итоге – у детей мокрая обувь. А вечером куча подростков пытается как-то обсохнуть у печки. Между прочим, тепла у печки хватало не всем счастливчикам, зато аромат от старых портянок не считался дефицитом.
   «Однажды в студёную зимнюю пору» мы были в клубе и смотрели кино. А ночью под тяжестью снега крыша здания рухнула. Балки от крыши пробили пол до земли. Никто из детей не пострадал: мы были в спальне. Опять же у нас - романтика. Мы гуляли в лабиринте этих развалин. Дальше не помню, что было с этим клубом. Нам вечно меняли адрес жительства и номер детского дома. Кто-то наверху обеспечивал нашу романтическую жизнь по полной программе. У меня было длинное – длинное детство, и я не представляю себе, как можно стать нормальным композитором при правильном, но скучном и коротком детстве.

13. Избыток скромности.

   Удел таланта – одиночество. Сначала я был просто ребёнком, но никак не талантом. Но уже готовился к этому качеству, и всюду любил ходить в одиночку. В детстве у меня была большая голова и, наверное, длинная шея. Я плохо реагировал на добро и зло, во всяком случае – медленно. Я туго соображал там, где надо было соображать быстро.
   Вначале я трудно подбирал мелодию по слуху. Мои пальцы были малоподвижны в игре. Система моя была с крепкими тормозами. Всю жизнь кто только мог усомниться в моём таланте, непременно это делали.
   Сейчас, как и раньше, я повсюду хожу дичком. Сейчас, как и раньше – я соло пою, соло играю, соло болею и соло выздоравливаю. За многие годы жизни люди выработали во мне огромный потенциал скромности и неприметности. Теперь этой скромностью могу поделиться с другими композиторами. У меня не убудет, явный избыток.

14. Вам что подать – музыку или кофе?

   Всякий начальник – немного мечтатель, немного фантаст. Жене мечтателя дела не понять: «Ну, что ты, как двоечник, и дома про это не можешь забыть». Русский и китаец – все равны. В Америке только делают вид, что они – другие люди. Американцы целый год важничают. Они очень гордые и патриотичные люди. А на распродаже они такие же, как тёти и дяди в Саратове, причём, в голодном 1922 году. Всю ночь дежурство у магазина, а после открытия – буквальный грабёж. С битьём посуды и даже с перестрелкой. Ничто не придумал, вчерашний репортаж по радио о «Чёрной субботе» в Америке.
   Теперь – о кофе. Вначале всякий начальник, - русский, китаец, англичанин, все одинаковы, - пытается сэкономить на своей прислуге. То есть эту функцию – подать кофе - начальник хотел бы поручить специалисту сольфеджио и музыкального диктанта. Потом обнаруживается, – фокус не срабатывает. Надо выбирать что-то одно. Либо кофе, либо электростанцию или плотину. Начальник, конечно, отказывается от кофе в пользу плотины, но долго при этом переживает. А жена его успокаивает, как может: «Ну, что ты, право, как второгодник, и дома про это не можешь забыть».
   Я заметил: ничто не меняется веками. Эта история с кофе повторяется с обязательной точностью восхода и захода Солнца. И беседа на сон грядущий всё та же, как десять тысяч лет назад. Жена: «Смени Иванова, и забудем, давай спать». Муж: «Молодец, вместе с Ивановым снимут и меня».

15. Не кулачный, но всё же бой.

   В некотором царстве и в некотором государстве жил да был чудесный декан факультета, у которого дела на факультете шли просто прекрасно. Слава об этом декане шла повсюду. И был у этого декана работник такой – настройщик пианино, который дело своё тоже делал нормально. Но ходил этот настройщик не так, как все и не в строю.
   Как-то вызывает знаменитый декан своего невзрачного и тихого настройщика, и говорит ему: не порядок, не так ходишь по факультету. – А какое это имеет отношение к делу? – Никакое, но всё же походку исправь и встань в строй. А этот тихоня, невзрачный настройщик, раньше то ли боксом занимался, то ли рогатиной укладывал медведя спать. И дальше пошла беседа двух интеллектуалов. Естественно, в разной весовой категории. Декана когда-то обучали наукам по упрощённой схеме. Знаменитый разговор закончился в японском стиле. Стороны с лучезарной улыбкой крепко пожали друг другу руки, и расстались как нормальные компаньоны после тяжких и непродуктивных переговоров.
   По узкой тропе на горной вершине надо идти уверенно. Лучше при этом смотреть только вперёд. Справа и слева ландшафт красивый, но опасный для жизни. Административный зуд – явление вечное. Крепкий специалист с независимым суждением для администратора - сплошное ЧП. Потому что хороших специалистов не так много, и к ним администрация школы, училища и консерватории никак не может привыкнуть.

16. Бюрократию нельзя сделать меньшей.

   Я давно наладил с тараканом договор: ко мне не ходи, и я тебя не трону. Таракан, как хороший бюрократ, понимает только условия, при которых он не может ходить в гости к соседу. А ко всем другим людям таракан может ходить запросто. Ко мне таракан не только не ходит, но также передал своим родственникам: «Туда не ходите, ребята. Зайцев какой-то странный композитор. Не кормит, не поит. Ни чем не травит, не давит меня. Словом, умный мужик». У меня каждый год под газовой плитой свежая пижма. У таракана сильная черта – обоняние. Он пижму чует на сто метров и даже больше. И таракан очень не любит запах пижмы.
   Бюрократа на работе точно так не надо кормить, не надо поить и не надо травить. Для того, чтобы бюрократ не чувствовал себя вольготно на нашем месте, надо сменить правила нашей игры. Я знаю, эти правила игры придумали для нас марсиане. Это было 10000 лет назад. Теперь эти правила игры никто не собирается менять. Ещё 10000 лет вперёд. Там, где Солнце всходит, эти правила придумали, а там, где Солнце садится, – их не собираются менять.
   Общие - железобетонные правила игры мне не подходят, и я работаю по своим – рабочим правилам игры. В любом случае, не логично объяснять таракану, что без приглашения в гости ходить не прилично. Бюрократию нельзя сделать меньшей. Её можно только отменить, изменив правила нашей общей игры. А пока эти правила игры при нас – у таракана есть прекрасная пища.

17. Первое детское счастье.

   В детском доме № 30 в Андижане чудо случалось у нас всякий раз под Новый год. На ужин каждому ребёнку давали бутылку лимонада и большую порцию плова. Порция плова была очень большой. Стиль работы директора. Мы насилу доедали и допивали своё угощенье, а потом долго ходили с раздутыми животами. Жалоб на здоровье не было.
   А ещё в праздничные дни из окон квартиры директора нас «поливали» сочной музыкой. Директор старался в основном для меня. Это был секрет фирмы. А когда секрет раскрылся, то директор опечалился. Он даже посматривал на таблетки. У них – в ЦРУ всегда строго в отношении секретов. Прибыла какая-то комиссия по поводу этих таблеток. Лопотали по-английски. Меня вызывали, как свидетеля. Слушали и даже прощупывали со всех сторон. Наши товарищи, очевидно, «продавали» меня – как талант. А те ж не дурни какие-то, видят – туфта, пустая порода. Так я не попал в Америку. В Туркмении был, в Америке не был.

18. Интендантский вопрос.

   Сейчас я подумал о Гагарине. Человек он известный – не нам чета. Я тоже горжусь за Юру Гагарина. Но лучше бы он не летел в космос. А деньги эти хорошие потратили бы на пропитание всех учащихся музыкальных училищ. Ведь обучающаяся тогда молодёжь в основном ходила голодной. Стипендия – копейки, слёзы от воробья.
   Я заметил, что будущему композитору надо постоянно чем-то питаться. В особенности, когда он ещё маленький и не может обеспечить себе нормальное питание. Многие наши воспитатели и учителя вопрос пропитания учащихся просто «не берут в голову». Так воспитателю легче прожить. Видно по глазам ребёнка, что он - голодный, а наставник пытается всё же что-то наставлять. - Вы что, ребята, с Парижа приехали? Откуда такое спокойствие?

19. Картошка, морковка и прочая снедь.

   В детском доме я перечистил много картошки, морковки, капусты и прочей полевой продукции. И заодно много ел витаминов. Многие мои сверстники в детском доме гуляли не очень сытыми, зато были свободными в свободное от воспитателей время. Я же не мог нормально развиваться без дела и без дополнительной пищи. За добровольными помощниками никто не следил. Мы много трудились и ели немало. Мясом нас не баловали. Котлетки и пельмени – только по праздникам и на общих основаниях. Иногда угощали тружеников очистки напитком, типа кофе или типа чая. Говорю «типа», потому что в домашних условиях можно приготовить и чай, и кофе. А в условиях детского дома можно сотворить продукт только «типа» чего-то.

20. Наши помощники в деле.

   Моя мама – неграмотная женщина, одной буквы не знала, но в деле сольфеджио мне помогала. Потому что утром ей надо было встать пораньше и приготовить сыну завтрак. Мама очень удивлялась моему тяжкому труду. Нигде, кроме квартиры и рынка не бывала, но почему-то была уверена: так другие преподаватели не трудятся.
   Побелить квартиру – нелегко, но ещё сложнее работа – прибраться в квартире после побелки. Мама никогда не любила мою побелку. Раньше я никак не мог понять, почему мама не любит мою побелку. А побелка была раз в году, и мама регулярно раз в году не любила мою побелку. А ещё я каждый год варил варенье. И эту затею - мама тоже не очень любила. Всегда говорила, варенье получилось либо жидким, либо очень густым. А в закуску добавляла: «Варенье так не варят». А потом понемногу «неправильное» варенье мы, конечно же, съедали тоже «неправильно». И каждый новый год история повторялась вновь: «Варенье так не варят».
   Мама всю свою жизнь прислуживала людям. То есть работала и на себя, и ещё на какую-то незнакомую тётю. Поэтому каждое чужое дело она считала немного своим и святым. Но у меня чужое дело она не считала святым: «Так работать нельзя. И так другие преподаватели не работают».

21. Три баяниста и три композитора.

   В начале Милов, Вильданов и я были баянистами. По крайней мере, вначале мы учились играть на баяне. Потом нас троих потянуло что-то писать. Раньше всех проснулся Румиль Вильданов. Затем потянулся писать Владимир Милов. Я замыкал этот строй, несомненно, одарённых творцов. Когда мы явились на поле композиции, места там были уже заняты, ещё вчера. Я показывал свои пробы композиции и Вильданову, и Милову. Они ничего не нашли там особенного, за что можно было бы похвалить или поругать Зайцева. Есть традиция у преподавателей композиции – не очень спешить с резюме. Откуда такая культура и мягкая интеллигентность, - не знаю. Сами преподаватели говорят, это веками у них, уже в генах.

22. Маленькие хитрости маленькой формы.

   Каждый новый композитор на Земле немного как бы марсианин. То есть его новая музыка на Земле как бы никому не нужна.
   И тогда «марсианский» композитор заходит с другого бока. В смысле: «От меня отцепиться трудно». «Марсианин» делает обработки народных мелодий, уже привычных слуху граждан Швеции, Словакии и Аргентины. Он также обрабатывает мелодии классиков. Не первой величины, конечно. Святых не трогаем, накладно для себя. Дело постепенно идёт на лад. Земная музыка и музыка марсиан в принципе похожа. Только на Марсе музыка простая и скучная, а на Земле – сложная, богатая и красивая. Со временем «марсианский» композитор научится писать музыку по нормальным человеческим правилам. А там и люди признают: «Это наш композитор, хотя и бывший марсианин».

23. «Не искушай меня без нужды».

   На теорию и сочинение музыки я не поступал учиться из практических соображений. Знал, что не поступлю. Знал, что у экзаменаторов будет высокий взгляд на проблему. В том смысле, что не заслоняйте Солнце, гражданин хороший. А на отделение дирижёр хора принимали практически всех учащихся. То есть это отделение консерватории для пролетариата. По диплому я стал как бы – дирижёр хора. А в жизни, конечно, «каким я был, таким остался», то есть наполовину теоретиком и наполовину сочинителем музыки.
   Потом по делу мне нужен был романс М. И. Глинки «Не искушай меня без нужды». Но у этого романса тоже высокий взгляд на проблему и гриф – секретно. Не в каждой библиотеке есть романс «Не искушай меня без нужды», но почти в каждом сборнике М. И. Глинки мы видим фортепианную пьесу – «Разлука». Я мне, между прочим, больше нечего делать, как только скучать, ныть и смотреть на Луну. Не люблю я слово «Разлука» с любым соусом, в любой обёртке. Не нужно в придачу, не нужно на время. Не нужно никак.

24. Я так думаю, что…

   Я так думаю, что вступительный экзамен в консерваторию нужен для двух целей. Во-первых, для того чтобы не пропустить во внутрь системы балласт. И, во-вторых, для того чтобы не пропустить сюда же гения. С балластом и с гением одинаково трудно работать. Бездарность «не врубается» в дело, а гений не хочет в паре плыть. Неважно, что думают взрослые люди. Чувство важнее. А чувство подсказывает человеку рациональные шаги. Очень рационально перекрыть дорогу к учёбе - и балласту, и гению. А кто не понял намёк вначале, тому удел понять затем. Я не пессимист и не оптимист. Я просто наблюдатель.

25. Идеальный случай.

   Идеальный случай в музыке – не прямой путь на вершину известности и успеха, а войти туда откуда-то сбоку. Меньше будет сопротивления и всяких баррикад в пути. В некоторых развитых странах демократии, например, в Норвегии, чтобы стать журналистом, вовсе не нужен диплом. И чтобы стать хорошим поэтом, вовсе не нужен диплом об окончании литературного института. Юристу диплом нужен везде и с врача диплом потребуют всюду. У композитора в той же Норвегии не спросят ничего, только пиши хорошую и красивую музыку. У писателя не спросят ничего. Только пиши хорошие занимательные романы. Ф. И. Шаляпин был великим певцом России. Ни в Италии, ни во Франции не спросили Шаляпина: «Где диплом?». И. Бродский писал стихи, и не имел диплома об окончании вуза.
   Лишние вопросы о дипломе всегда – лишние, особенно – в неформальной обстановке, скажем, на рыбалке у реки. Предположим так: я научился делать какие-то особые кирпичи. И что, нужен диплом? А без диплома, кирпичи уже – не кирпичи? В музыке всё точно так. Нравится музыка – играем, не нравится музыка – не играем. А диплом тут не смотрится – ни с боку, ни с припёку.

26. Кому платить золотом, и кому - рублями?

   В музыкальной школе, ясное же дело, преподавателю младших классов надо платить золотом. Потому что от состояния дел в младших классах и зависит успех или провал общего дела. А золота много не нужно. Только для первого и второго классов. А дальше можно платить рублями. У нас в деле всё, кажется, наоборот. Так программу же писали не мы, - марсиане. Они потом улетели домой, смеются, хохочут над нами, до Земли волны доходят. Шутка вполне удалась.
   И воспитателям детского сада, родителям всяким, воспитывающим будущего композитора, надо платить не рублями – золотом. А золота много не надо. Ведь композиторов тоже немного на тысячу наших детей. Моим воспитателям в детском доме тоже предлагали платить золотом, не рублями. Чтобы они не испортили будущего композитора, персонально – Зайцева. Но те отказались от золота. Сказали, нам привычней получать рублями, деревня ведь. Об этой истории позже мне рассказала одна сотрудница. Она была внимательна ко мне, иногда приносила из дому пирожное. А я показывал ей фокус: вот пирожное есть, а сейчас его не будет. Фокус всегда удавался блестяще.

27. «Откуда дровишки?».

   «Господин Шолохов, «Тихий Дон» - не Ваш роман. – А чей же? – Не знаем, чей, но, точно, - не Ваш».
   Наш мир устроен занимательно. Тысячи людей что-то творят. Не меньше людей сомневаются в авторстве произведённой продукции. Если сказать – зависть, то быстро отрежут: «А чему завидовать, роман – то не Ваш. Не Ваша универсальная таблица, не Ваши статьи о музыке. И, конечно, музыка – не Ваша». Прилетели с космоса какие-то специалисты, что-то написали, придумали что-то. Разбросали на улице. Вы подобрали.
   В интересном мире мы живём. На полюса люди смотрят немного печальными глазами. Жалко учёного, жалко юродивого, жалко всех тех, кто не в ядре. Кто не вместе, не в группе, не в хоре.

28. Талант всегда и зависть по средам.

   Природа, наверно, поровну разделила таланты по профессиям. А это не справедливо по отношению к учителю музыки. Потому что обычный учитель музыки уже не справляется с талантливым учащимся. Он в каждом молодом человеке хотел бы видеть немножечко себя. А так не получается.
   Мы не можем отменить второй стороны медали. И мы не можем отменить зависть как естественное свойство человека. Но у обычного учителя музыки зависть, увы, концентрируется в пучке, это режущий лазер. Наша статистика против творчества, потому что в деле мало талантливых учителей.
   Я трудно учился и в музыкальном училище, и в консерватории. Это было не осознанно, на уровне инстинкта, как у волка. Трудно пояснить стороннему человеку, как это получается: тебя хотят обучать, а ты не хочешь учиться.
   Я не противник зависти, как таковой. Но пусть она будет немножечко и только по средам. А талант не бывает без зависти, и ничего в этом нет плохого. Опасен пучок, режущий лазер. Иногда для дела опасен обычный скромный учитель музыки. Все другие проблемы у нас, как мне кажется, - не первого плана.

29. Любознательность.

   Идёт пожилой человек по улице и что-то ищет. Напротив него идут дети – группка из пяти ребят. Им тоже интересно знать, что ищет пожилой человек на этом месте. Пожилой человек думает: «Спросить или не спросить у ребят, где находиться улица Садовая?». А потом думает, нет, наверное, мальчишки не знают, где находится эта улица. Но любознательность всё же перевешивает.
   «Ребята, вы не знаете, где здесь находится улица Садовая?». А мальчишки не знают, где здесь находится улица Садовая. Но очень хочется узнать, для чего этому дядьке нужна улица Садовая. «А Вам для чего нужна эта улица?». Дядька – культурный человек, отвечает: «Там живёт моя племянница». - «А мы не знаем, где эта улица». Дядька сказал: «Для чего тогда спрашиваете?». Но логики нет никакой. Ты спросил, и они спросили. Ты бы ничего не спросил, и они бы у тебя ничего не спросили.
   Большой водопад вблизи может испугать ребёнка, но он может также заворожить красотой. Если ребёнок испугался водопада – это одна композиция, а если ребёнок заворожен красотой, - то это прямой путь к стихам и к музыке, у кого как получится.

30. Персональное направление Д. Зайцева.

   Два положительных фактора в одной пьесе не случаются, как не случаются сразу две удачи в деле. Композитору приходится выбирать что-либо одно. Поэтому обычный композитор пишет музыку. В этом его призвание. А необычный композитор пишет красивое упражнение, очень похожее на музыку. И в этом его призвание.
   «Каравай, каравай, кого хочешь, - выбирай». Музыкальная школа пошла по трудному пути. Не по злому умыслу, конечно, а по вынужденной необходимости. Учебных пьес в библиотеке мало, зато много образцов из классической музыки. Чуть медленнее движемся, чуть больше мучимся. А в нашем деле это «чуть» решает всё.